Семейный портал "Сказка"

Семейный портал "Сказка"
 

Главная

 

Детские новости

Школа

Кулинария

Поделки

Раскраски

Стихи

Сказки

Рассказы

Вязание

Рукоделие

Прически

Бисероплетение

Мыловарение

Украшения своими руками

Топиарий

Декупаж

Канзаши

Все для праздника

 

сказки

Сказки Астрид Линдгрен

А. Линдгрен "Мио, мой Мио!"

Страница 3

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

 

И Юм-Юм побежал впереди по извилистой тропинке в самый отдаленный уголок сада. Там стоял крохотный белый домик с соломенной крышей, точь-в-точь как в сказках. Стены его и крыша так густо поросли розами, что домика почти не было видно. Окошки были раскрыты настежь, и белые птицы то влетали в домик, то вылетали оттуда. Возле домика стоял стол со скамейкой, а позади виднелись ульи с пчелами. Кругом росли тополя и ивы с серебристой листвой. Из кухни послышался чей-то голос.
— Юм-Юм, ты не забыл про ужин? — То был голос его матери.
Она вышла на крыльцо, улыбаясь. И я увидел, что она очень похожа на тетушку Лундин, только чуть моложе. Глубокие ямочки на круглых щеках были совсем как у тетушки Лундин, и она взяла меня за подбородок, ну точь-в-точь как тетушка Лундин.
— Добрый, добрый день, Мио! Хочешь поужинать вместе с Юм-Юмом?
— С удовольствием, — ответил я, — если только не доставлю вам хлопот.
Она сказала, что для нее это приятные хлопоты. Юм-Юм и я сели за стол возле домика, а его мама вынесла большое блюдо блинов, клубничное варенье и молоко. Мы с Юм-Юмом наелись так, что чуть не лопнули. Под конец мы только глазели друг на друга и смеялись. Как я радовался, что у меня есть Юм-Юм!
Вдруг подлетела белая птица и отщипнула кусочек блина с моей тарелки, и нам стало еще веселее.
Тут мы увидели, что к нам направляется мой отец. Заметив меня, король остановился.
— Мио, мой Мио, я вижу, тебе весело, — сказал отец.
— Да, простите! — извинился я, думая, что, может, королю, как дяде Сикстену и тете Эдле, не нравится, когда громко смеются.
— Смейся на здоровье, — ответил отец. Потом он повернулся к садовнику и сказал: — Мне нравится пение птиц, нравится перезвон моих серебристых тополей, но больше всего люблю я слушать смех сына в моем саду.
И тут я впервые понял: мне нечего бояться отца. Что бы я ни сделал, он только посмотрит на меня своими добрыми глазами, вот как сейчас, когда он стоит, опираясь на плечо садовника, а белые птицы кружат над его головой. И когда я понял это, то страшно обрадовался и, запрокинув голову, безудержно захохотал, так что даже птицы всполошились.
Юм-Юм, наверное, думал, что я все еще смеюсь над птицей, которая стащила кусочек блина с моей тарелки, и тоже залился хохотом. Наш смех заразил моего отца, папу и маму Юм-Юма. Не знаю, чему уж они смеялись, я-то от всей души радовался тому, что у меня такой добрый отец…
Насмеявшись вдоволь, мы с Юм-Юмом побежали в сад и начали кувыркаться на полянках и играть в прятки среди розовых кустов. В саду было столько тайников, что и десятой их доли в парке Тегнера хватило бы нам с Бенкой по горло. Вернее, Бенке хватило бы. Ведь ясно, что мне-то не придется искать тайники в парке Тегнера.
Смеркалось. Над садом опустилась легкая голубая дымка. Белые птицы угомонились, спрятавшись в своих гнездах. Серебристые тополя перестали звенеть. В саду воцарилась тишина. Только на верхушке самого высокого тополя сидела большая черная птица и пела. Она пела лучше всех белых птиц, вместе взятых, и мне казалось, что она поет только для меня. Но в то же время мне хотелось заткнуть уши и не слушать птицу: ее пение нагоняло на меня тоску.
— Вот уж вечер, а скоро и ночь, — сказал Юм-Юм. — Мне пора домой.
— Постой, не уходи, — попросил я. Мне не хотелось оставаться наедине с этой загадочной птицей. — Юм-Юм, кто это? — показал я на черную птицу.
— Не знаю, я зову ее птицей Горюн, раз она вся черная, словно в трауре, а поет так печально. Но, может, ее зовут иначе.
— Не очень-то она мне по душе, — признался я.
— А я ее люблю, — сказал Юм-Юм, — у нее такие добрые глаза. Спокойной ночи, Мио! — Он попрощался со мной и убежал.
Не успели мы выйти из сада, как птица взмахнула большими черными крыльями и взмыла ввысь.
И мне показалось, будто на небе зажглись три маленькие звездочки.

 

 

Мирамис

Интересно, что сказал бы Бенка, если бы увидел мою белую лошадь, мою Мирамис с золотой гривой и с золотыми копытами?
Мы с Бенкой страшно любим лошадей. Когда я жил на улице Упландсгатан, моими друзьями были не только Бенка и тетушка Лундин. Я чуть не забыл еще об одном друге. Его звали Калле-Щеголь, то был старый ломовик с пивоваренного завода.
Несколько раз в неделю, по утрам, в магазин на Упландсгатан привозили пиво. Когда я шел в школу, я всякий раз выкраивал несколько минут, чтобы хоть немного поболтать с Калле-Щеголем. То был добрый старый конь, и я припасал для него кусочки сахара и корки хлеба. Бенка делал то же самое, ведь он не меньше меня любил Калле. Он говорил, что Калле — его конь, а я — что он мой; иногда мы даже ссорились из-за Калле. Но когда Бенка не слышал, я шептал на ухо Калле: «Ведь ты мой». И Калле-Щеголь понимающе косился в мою сторону. Ну зачем Бенке еще лошадь, ведь у него были мама, папа и все, что душе угодно. А если честно, Калле-Щеголь принадлежал вовсе не нам, а пивоварне. Мы только воображали, будто он наш. Правда, временами я сам верил в это.
Иной раз, заболтавшись с Калле, я опаздывал в школу, а когда учительница спрашивала меня, почему я не пришел вовремя, я не знал, что ответить. Ведь не скажешь же учительнице, что просто-напросто заговорился со старым конем. Когда по утрам повозка с пивом слишком долго не появлялась, мне приходилось бежать в школу, так и не повидавшись с Калле-Щеголем. Я злился на кучера за то, что он такой нерасторопный. Сидя за партой, я крутил в кармане кусочки сахара и горбушку хлеба, я скучал по Калле и думал, что пройдет еще несколько дней, прежде чем я его увижу. Тогда учительница спрашивала:
— Что ты, Буссе, сидишь и вздыхаешь? Что случилось?
Я молчал, да и что я мог ответить? Разве могла понять учительница, как я сильно любил Калле?
Сейчас Калле целиком достался Бенке. Ну и правильно! Пусть Калле-Щеголь утешает Бенку, раз меня нет.
А у меня есть Мирамис с золотой гривой. И досталась она мне нежданно-негаданно.
Однажды вечером, когда мы с отцом болтали и строили планеры — ну так же, как Бенка со своим отцом, — я рассказал отцу про Калле.
— Мио, мой Мио! — спросил отец. — Ты любишь лошадей?
— Ну да, — ответил я как можно равнодушнее, чтобы отец не подумал, будто мне чего-то не хватает.
На другое утро, гуляя с отцом по саду, я увидел, как навстречу мне среди розовых кустов скачет белая лошадь. Никогда я не видел такого красивого галопа. Золотая грива развевалась по ветру, золотые копыта сверкали на солнце. Лошадь мчалась прямо на меня и весело ржала. Мне никогда еще не приходилось слышать такого буйного ржанья. Чуть-чуть струсив, я пугливо прижался к отцу. Но отец твердой рукой ухватил лошадь за золотую гриву, и она встала как вкопанная. Потом она ткнулась мягким носом в мой карман, надеясь найти там сахар. Точь-в-точь как это делал Калле-Щеголь. К счастью, у меня в кармане завалялся кусочек сахара. Видно, по старой привычке я сунул его в карман. Лошадь нашла его и, хрустя, съела.
— Мио, мой Мио! — сказал отец. — Это твоя лошадь, и зовут ее Мирамис.
О моя Мирамис! Я полюбил тебя с первого взгляда. Обойди хоть весь свет, прекраснее лошади не сыщешь. И она ни капельки не напоминала старого, измученного работягу Калле. По крайней мере, я не находил никакого сходства, пока Мирамис не подняла свою красивую голову и не посмотрела на меня. Тогда я видел, что у нее точно такие же глаза, как у Калле. Преданные-преданные глаза, как у всех лошадей.
Никогда в жизни мне не приходилось ездить верхом. А тут отец посадил меня на Мирамис.
— Не знаю, сумею ли я.
— Мио, мой Мио! — сказал отец. — Разве у тебя не мужественное сердце?
Едва я тронул поводья, как мы понеслись по саду под кронами тополей, и серебристые листья их застревали в моих волосах.
Я скакал все быстрее, быстрее и быстрее, Мирамис перемахивала через самые высокие кусты роз. Только раз она едва коснулась живой изгороди, и облако розовых лепестков взметнулось за нами.
Тут в саду появился Юм-Юм. Увидев меня верхом, он захлопала ладоши и закричал:
— Мио скачет на Мирамис! Мио скачет на Мирамис!
Я придержал лошадь и спросил Юм-Юма, не хочет ли он прокатиться. Еще бы не хотеть! Он тут же вскочил на лошадь и уселся позади. И. мы поскакали по зеленым лугам, которые раскинулись за садом роз. В жизни не испытывал я ничего подобного!
Королевство моего отца велико. А Страна Дальняя самая большая среди его владений. Она простирается на восток и на запад, на север и на юг. Остров, на котором возвышается замок короля, называется Островом Зеленых Лугов.
— По ту сторону фьорда, за горами лежит Страна Заморская и Страна Загорная. Это тоже королевство твоего отца! — крикнул мне Юм-Юм, когда мы мчались по зеленым лугам.
Кругом было так красиво. Мягкая сочная трава, пестрые цветы, а на изумрудно-зеленых холмах пасутся белые пушистые ягнята. И пастушок наигрывает на флейте какой-то чудесный напев. Мне показалось, будто я слышал его раньше, только не припомню где. Во всяком случае не на улице Упландсгатан, это уж точно.
Я остановил лошадь, и мы разговорились. Пастушка звали Нонно. Я спросил, не даст ли он поиграть мне на флейте. Он не только дал поиграть, но и научил меня своему напеву.
— Хотите, я вырежу вам по флейте? — спросил он. Нечего и говорить, как нам этого хотелось. Неподалеку бежал ручей. Плакучая ива раскинула над ним свои ветви. Мы уселись на берегу, болтали ногами в воде, а Нонно мастерил нам флейты. Нонно сказал, что напев его флейты — самый древний в мире. Пастухи наигрывали его на пастбищах уже много-много тысяч лет назад.
Мы поблагодарили Нонно за флейты и за то, что он научил нас играть старинный напев. Потом, вскочив на лошадь, поскакали дальше. И долго-долго еще слышались затихающие звуки флейты, на которой Нонно наигрывал старинный пастуший напев.
— Будем беречь эти флейты, — сказал я Юм-Юму. — Если кто-нибудь из нас попадет в беду, пусть сыграет на флейте пастуший напев.

 


Тут Юм-Юм обхватил меня сзади руками, чтобы не свалиться с лошади, и сказал:
— Да, мы будем беречь эти флейты. Если услышишь мою флейту, знай, я зову тебя.
— Хорошо, — ответил я. — А когда ты услышишь мою флейту, тоже знай: теперь я зову тебя.
— Да, — сказал Юм-Юм.
И я подумал, что теперь он мой лучший друг. Конечно, если не считать отца. Моего отца я любил больше всех на свете. А Юм-Юм мой сверстник и лучший друг, раз уж я не могу больше видеться с Бенкой.
Вот здорово! У меня есть отец, Юм-Юм, Мирамис, и я, как вольный ветер, могу летать по холмам и лугам. Не мудрено, что от такого счастья голова идет кругом.
— А как попасть в Страну Заморскую и Страну Загорную? — спросил я Юм-Юма.
— Через мост Утреннего Сияния, — ответил он.
— Где же этот мост? — поинтересовался я.
— Сейчас увидишь, — сказал Юм-Юм. И вправду, вскоре мы увидели мост. Он был такой громадный и длинный, что казалось, конца и края ему нет. Мост весь сверкал в сиянии солнца, он словно был выткан из золотых солнечных лучей.
— Это самый большой мост в мире, — сказал Юм-Юм. — Он соединяет Остров Зеленых Лугов со Страной Заморской. Но по ночам король велит разводить его, чтобы мы могли спокойно спать на Острове Зеленых Лугов.
— Это почему? — спросил я. — Кто может нагрянуть к нам ночью?
— Рыцарь Като!
Едва он произнес эти слова, как в полях дохнуло холодом, а Мирамис задрожала.
В первый раз услышал я о рыцаре Като и громко повторил:
— Рыцарь Като!
И мороз пробежал у меня по коже при этих словах.
— Жестокий рыцарь Като, — добавил Юм-Юм.
Мирамис тревожно заржала, и мы умолкли. Конечно, нам очень хотелось промчаться по мосту Утреннего Сияния, но ведь я не спросил разрешения у отца. Поэтому мы повернули обратно, в сад. Так закончилось наше первое путешествие. В тот день мы еще долго мыли и чистили Мирамис, расчесывали ее золотую гриву, трепали по холке, угощали сахаром и хлебом, которые дала нам мама Юм-Юма.
В саду мы с Юм-Юмом построили шалаш. Мы забирались туда и ели всякую вкуснятину. А больше всего нам нравились тоненькие блины с сахарным песком. Объедение, да и только. Бенкина мама тоже пекла блины, и мне иногда случалось их пробовать. Но блины, которые пекла мама Юм-Юма, были куда вкуснее. Бенка часто рассказывал мне о том, как он строил шалаши на даче в Ваксхольме. Вот хорошо бы написать ему и рассказать о нашем с Юм-Юмом шалаше. «Красота, какой я шалаш себе отгрохал здесь, в Стране Дальней», — написал бы я ему. Да, красота!

Далее

 
Мио, мой Мио!

сказки

Сказки Астрид Линдгрен

 

Детям

Родителям

Питомцам

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Обратная связь О нас Карта сайта

 

© C 2012, семейный портал "Сказка", www.family-port.ru

Копирование размещенных на сайте материалов допускается при наличии активной ссылки
Rambler's Top100

Рейтинг@Mail.ru

Счетчик тИЦ и PR