Ну когда же, когда закроется эта выставка? Я жду целую неделю, а она всё не закрывается.
Уже целую неделю я плохо сплю и совершенно потеряла аппетит.
Я не выхожу во двор. Я не хочу видеть ни Люську, ни Колю Лыкова. Когда Коля подходит ко мне на перемене, я делаю вид, что забыла что-то в классе, бегу в класс и долго роюсь в портфеле, чтобы только не разговаривать с ним, не видеть его глаз.
После уроков я не жду теперь Люську, а мчусь домой одна.
Дома мне не лучше. Мама пристаёт ко мне, почему я ничего не ем, почему верчусь по ночам как сумасшедшая на своей кровати и с криками просыпаюсь среди ночи?
Папа уверяет маму, что я переутомилась.
— С чего это ей переутомляться? — удивляется мама. — Что она, учится прекрасно? Или много читает? Ты же сам знаешь, какого труда стоит её усадить за книгу!
— Да, — соглашается папа, — это верно. Но, может быть, ей с трудом даётся учёба? Погляди, какая она стала бледная! Какая странная! О чём она всё время думает? Вот, обрати внимание, я говорю сейчас, а она меня не слышит. Уставилась в одну точку… Эй, Люся, о чём ты думаешь? Очнись!
Я вздрогнула:
— Что? Папа, ты, кажется, что-то сказал?
Перед моими глазами на деревянном сиденье плавала зелёная пластилиновая свинья. Глазки у неё были хитрые и недобрые. Она щурила их и подмигивала мне: «Ври! Ври! Ври больше!»
Вокруг толпились люди. Они протягивали к ней руки, они трогали её, несмотря на надпись.
И вдруг какой-то мальчишка схватил её!
«Поглядите, что сейчас будет! — закричал мальчишка. — Выступает ручная дрессированная свинья! Алле-гоп!»
И мальчишка размахивается и подкидывает свинью к потолку.
И на глазах у всех — тут я зажмуриваюсь — она грохается на пол — оглушительный удар! — разваливается на куски, снаружи зелёные, а внутри белые, и из неё выскакивают двадцать копеек и катятся, катятся, катятся… со звоном катятся через всю пионерскую комнату!
Общий крик ужаса!
— По-моему, её надо показать врачу, — говорит папа. — Ты разве не видишь, Лида, с нашей дочерью творится что-то странное!
