Я оцепенела. Я, наверное, даже рот открыла. Вера Евстигнеевна тоже открыла рот, но тут же его закрыла.
— Синицына… — вымолвила Вера Евстигнеевна. — Люся… Папа, это моя ученица Люся Синицына!
— Очень приятно, — сказал старичок. — Очень, очень приятно! Будем знакомы. Меня зовут Евстигней Иванович. — И он протянул мне руку.
Что было делать? Пришлось мне в его открытую ладонь сунуть свой сжатый кулак.
— У тебя, Люсенька, рука болит? — поинтересовался Евстигней Иванович.
— Да нет… Просто… просто… жук у меня там.
— Ах, жук?! Это похвально. Значит, природой интересуешься, — сказал Евстигней Иванович. — Что же ты в дверях стоишь? Заходи. Молодец, что учительницу пришла проведать!
— Вот видишь, папа, какие у меня заботливые ученики! — засмеялась Вера Евстигнеевна. — С такими не пропадёшь!.. Но ты извини, Люсенька. Я всё-таки никак не ожидала от тебя такого подвига! Как иногда приятно ошибаться в людях!
И она обняла меня за плечи и повела в комнату.
…Потом мы обедали. Вера Евстигнеевна в постели, а мы с Евстигнеем Ивановичем за столом. Вера Евстигнеевна вместе с нами ела суп. Оказывается, учительницы тоже любят суп. И котлеты едят самые обыкновенные. С самой обыкновенной жареной картошкой. Завтра всем в классе об этом расскажу.
Дома Вера Евстигнеевна была совсем не такая, как в школе. Дома она была весёлая и разговорчивая. И рассказала мне, что она в постели потому, что у неё болит сердце.
Мне было очень стыдно. И я представить себе не могла, что у Веры Евстигнеевны может болеть сердце. И никто в классе этого не знает. Завтра же всем расскажу, и мы будем навещать Веру Евстигнеевну каждый день.
Пока я ела, Уран сидел рядом и смотрел на меня голодными глазами. Раза два я незаметно сунула ему под стол хлеб. Но он всё равно на меня смотрел. Тогда я спросила:
— А можно, я дам Урану полкотлеты?
— Да мы ему сейчас супу нальём, — сказал Евстигней Иванович. — Пошли, Люсенька, кормить твою собаку.
И мы пошли на кухню. Собаки побежали за нами.
— Прости, Люсенька, меня, старика, — сказал Евстигней Иванович. — Должно быть, я ослышался. Но мне показалось, что твою собаку зовут Уран. Это верно?
— Да, верно.
— Неужели Уран? Какое совпадение! — воскликнул Евстигней Иванович. — Такая редкая кличка! Ведь моего тоже зовут Уран.
Он погладил своего Урана с чёрным пятном и сказал:
— У нас тут с Ураном неприятность вышла. Потерялся он недели две назад. Насилу его нашли. Соседи где-то увидели и привели. Мы с Верочкой очень тогда переволновались. Мы ведь к ним так привыкли: Уран — мой, Чика — Верочкина. Чика и Уран — брат и сестра. Оба редкой, ценной породы.
— Мой Уран тоже ценной породы, — сказала я.
— Хорошая у тебя собачка, — сказал Евстигней Иванович. — Я в породах не очень-то разбираюсь. Но сразу видно — хорошая собачка. Душевная.
Тут он наклонился и хотел погладить Урана, но я вспомнила про чёрное пятно и закричала:
— Ой! Не надо! Он кусается!
Евстигней Иванович отдёрнул руку.
— Вот и хорошо, что чужих не подпускает, — сказал он.
…За окном всё темнело. Я вдруг вспомнила про маму, про открытое окно, про верёвку — и мне стало страшно.
Я заторопилась и стала прощаться. Евстигней Иванович провожал меня до самых дверей.
